Встреча в ЦГВ 2



Несмотря на то, что части правительственной связи (ПС) были расположены в гарнизонах обособленно, гарнизонную службу, всё-таки, приходилось нести.

Правда, не наравне со всеми – караульную службу части ПС в гарнизонах не несли.

А, вот патрульную – да.

Правда, например, в Алма-Ате не надо было вышагивать по городским улицам.

За двумя частями ПС, располагавшимися на окраине Алма-Аты, для несения патрульной службы был закреплён железнодорожный вокзал Алма-Ата-1.

И, хоть патруль был не дневной, а суточный, наряд считался не самым трудным.

Самым сложным, пожалуй, было доехать на развод в комендатуру в центр Алма-Аты, и «без потерь» пройти этот развод.

Как и во всех комендатурах, главной акцией «устрашения» было «посадить» за какое-нибудь нарушение кого-нибудь прямо с развода.

Обычно, «сажали» кого-нибудь из патрульных (солдат).

Я, конечно, слышал и про случаи «посадки» офицеров, но, при мне такого не происходило.

Поэтому, если ты после развода с полным составом патруля выдвигался из комендатуры в сторону вокзала – наряд «удался».

Подчинялся патруль дежурному помощнику военного коменданта железнодорожной станции Алма-Ата-1.

Это были молодые ребята в звании лейтенант-старший лейтенант-капитан, выпускники Ленинградского училища военных сообщений.

С одним из них я даже подружился и бывал у него в гостях.

Но, не везде было так …

В Чехословакии, куда я поехал после Алма-Аты, довелось мне служить в столичном гарнизоне, где располагался штаб Центральной группы войск (ЦГВ).

Следует отметить, что порядки в Миловицком гарнизоне были довольно строгие.

Может показаться, что некоторые требования были смешные.

Но, мера ответственности за нарушение этих требований была совсем не смешная.

Например, нельзя было «в форме» ездить на велосипеде.

Предполагаю реакцию многих – о чём вообще речь?

Ведь, в СССР у большинства офицеров (в том числе и у меня) и велосипедов-то не было.

А, уж, тем более, воспитание офицера исключало возможность ездить на велосипеде «в форме».

Ну, а, в Миловице, как добираться на службу, если общественного транспорта, понятно, нет?

Да, и весь гарнизон – военнослужащие.

А, я жил в доме за пределами гарнизона, и, пешком до службы – полчаса быстрым шагом, как минимум.

Понятно, что, такое бывало нечасто, но, всё равно, летом «огородами» иногда ездили на службу на велосипеде.

Особенно, по выходным (когда ты «ответственный» по подразделению).

Правда, в этом были определённые риски (бывали облавы на велосипедистов).

Запрещено было посещение чешских пивных (в Чехии!!!).

Понятно, что, всё равно, периодически там задерживали офицеров и прапорщиков. И, понятно, что, со всеми вытекающими последствиями.

Ещё, по центральной («генеральской») дороге нельзя было ездить на велосипеде даже в «гражданке».

Вообще, на центральной («генеральской») дороге даже к форме были особые требования.

Например, летом, даже в жару, до особого распоряжения – передвижение только в кителе.

При этом, сами генералы ездили с ветерком в машине без кителя.

А, ещё – поездки в Прагу были строжайше запрещены …

Ну, конечно, служить в Чехии и не побывать в Праге – ну, просто смешно!

Ну и т.д., и т.п.

За всем этим следила гарнизонная комендатура.

Конечно, особенно старались лично комендант и его заместитель.

На отправление московского поезда по требованию коменданта, помимо патруля, на маршруте которого был вокзал, «подтягивались» все гарнизонные патрули.

И требование коменданта было – исключить употребление спиртных напитков на платформе.

Понятно, что, проверка выполнения этого требования носила «кампанейский» характер – от случая к случаю. Но, от этого было не легче …

Конечно, комендант или заместитель приходили на вокзал к отправлению поезда крайне редко, хотя от комендатуры до вокзала идти было всего 200 метров, а, до платформы – всего 100.

Но, если при их приходе на платформе возле поезда выпивали, то, начальник патруля мог прямиком «полететь» на гауптвахту.

А что тут поделаешь, если на платформе человек 150, и все пьют, орут – в общем, прощаются. И начальник патруля им глубоко до …

А ещё, как минимум, столько же в поезде. И перед отходом поезда, когда провожающие «вываливаются» ещё и из вагонов – на платформе вообще кошмар.

Оставалось только «делать вид», что ты борешься с «нарушителями» и просишь их зайти в вагоны.

Похоже, что и комендант понимал, что это требование довольно глупое, но, видимо, это было требование командующего ЦГВ, и нужно было что-то докладывать о принятых мерах.

Поэтому, комендант или заместитель нечасто (похоже, только для «острастки») приходили к отходу поезда, хотя за это начальника патруля можно было «сажать», хоть каждый день.

Но, всё равно, в Миловице комендант и его заместитель «любили» «посадить» на «губу» офицеров.

Не то, чтобы это происходило уж очень часто, но, при мне несколько раз было.

Полагаю, что кто-то из курсантов нашего курса помнит, что во время нашей учёбы в училище сменился комендант училища.

Уже не вспомню, кто был до смены, но, нового коменданта я запомнил. Это был капитан Быстров.

Я его запомнил, ещё когда «сидел» на гауптвахте …

Служил тогда он в комендатуре на «Арсенальной».

А, гауптвахта располагалась довольно далеко от комендатуры – аж за Киево-Печерской лаврой.

Но, мне, почему-то, «везло», и, я 3 или 4 раза работал в комендатуре (там «арестанты» работали на кухне и на стройке).

Это был кошмар.

С такими, как капитан Быстров запросто можно было отхватить 2-3 дополнительных суток ареста.

И, вот – он уже комендант у нас в училище.

Ходит в фуражке с красным околышем.

Конечно, я его сразу узнал.

Вскоре Быстров поменял красный цвет околыша на чёрный и получил майора.

И, вот я приезжаю служить в Чехословакию …

Уже не вспомню, был ли майор Быстров заместителем коменданта в Миловицком гарнизоне, когда я приехал, или это произошло позже.

Но, в какой-то момент я с удивлением обнаружил, что заместитель коменданта Миловицкого гарнизона – майор Быстров.

Может кто-то другой и не вспомнил бы про то, что именно вот этот майор был у нас в училище комендантом.

Но, я-то, как Вы понимаете, узнал майора Быстрова без труда.

Инструктаж и проверку патрулей всегда проводили лично комендант или его заместитель.

И, если «посадка» происходила не в ходе несения службы, а именно с инструктажа, то последовательность была всегда одинаковая.

Сначала находился какой-то небольшой недостаток, а, потом выяснялось, что обнаружены «вопиющие» нарушения.

То есть, сначала офицера «прикручивали по маленькой», а, потом отправляли на «губу».

Как-то, до поры, до времени, всё это «проносило» мимо меня.

Но, вот, однажды, наступил и мой черёд …

Сейчас уже не вспомню, за что «придрался» ко мне майор Быстров, но, точно помню мысли, которые пронеслись в моей голове: «После ареста и гауптвахты забудь о продвижении по службе, забудь об очередном звании, забудь о планах на Академию…» …

Помню также, что у нас состоялся какой-то короткий диалог, потом помню его вопрос: «Где Вас такому учили?»

Я ответил: «В Киевском училище связи».

Быстров как-то запнулся и спросил: «Меня знаешь?»

Я кивнул: «Знаю!»

Быстров ещё на секунду задержался возле меня, и пошёл дальше вдоль строя.

Не вспомню, «посадили» кого-то из офицеров в тот раз или нет.

И, понимаю, что нехорошо радоваться тому, что если и «посадили», то, не тебя, а кого-то другого.

Но, мне, честно признаюсь, в тот момент было не до таких «высоких нравственных категорий».

Много позже, узнав, что наш бывший курсовой офицер капитан Осипов был в училище комендантом, я понял, что он, похоже, стал комендантом именно после отъезда майора Быстрова в Чехословакию …



С уважением и наилучшими пожеланиями ко всем курсантам нашего курса, Абакунчик А.П.

Санкт-Петербург, июль 2020.